Phone: (495) 603 32 41, 915 23 71, e-mail: monplesir@narod.ru |
Афиша Билеты Спектакли История театра Игорь Ларин Пресса Фестивали |
Александра Тучинская Своё удовольствие 
Питерский актёр и режиссёр Игорь Ларин, работающий где только возможно от Москвы до Ханты-Мансийска и от Хельсинки до Сеула, представляет своей разнообразной деятельностью профессию артиста в чистом виде -- в том универсальном значении, что, казалось, навсегда утрачено в век разделения труда и узкой специализации. Он мастер на все руки, он за всё берется, всё умеет, всюду успевает, как средневековый гистрион. Он ставил оперу, балет, оперетту, кукольные представления, телевизионные программы. В сочиненных им странных спектаклях с драматическими актерами тексты и персонажи Пушкина, Достоевского, Чехова, Горького вплетались в сценическую композицию с легкостью и простотой бесстрашной и озорной игры, где ирония всё же не допускала кощунства.
Начинал он со своими ровесниками, создав в 1989 году театр "Особняк". Это был экспериментальный театр, где никто не думал о заработке, где гастроли давали не столько прибыль, сколько ощущение своей профессиональной востребованности и состоятельности. Актёра, режиссёра, художника-сценографа Ларина влекла большая литература, но никакого пиетета он не испытывал ни перед великими авторами, ни перед их авторитетными театральными интерпретаторами. Его постановки знакомых театральных сюжетов были похожи на ребусы или на детские страшилки, что одних раздражало, других восхищало: приемы постмодернизма ещё не определяли тогда ни стилистику молодой режиссуры, ни слоган критики. Как постановщик Ларин оказался на театре "преждевременным человеком". Приглашая в свои спектакли актеров старшего поколения, он вводил в свои опусы "уходящую натуру" на глазах меняющейся театральной эпохи, конец которой ещё не наступил. Концептуальная игра с исчерпанным стилем, с признанными моделями знаменитых режиссёров-предшественников была опробована ещё в 90-е годы. Так появился в "Станционном смотрителе" по Пушкину тихий "неврастеник" БДТ Изиль Заблудовский, игравший засыпающего навеки Семена Вырина рядом с тревожной, мятущейся между любовью и совестью Дуней -- Мариной Солопченко, тогда начинающей питерской актрисой. В "Пиковую даму" Ларин мечтал пригласить Ольгу Яковлеву, но сыграла роль графини его постоянная партнерша, бывшая прима советского Пушкинского театра Галина Карелина.
Как актер Игорь Ларин поражал редкой пластической и речевой культурой, и это принесло ему первый успех. Самосовершенствование актерского аппарата вне институтской программы стало уделом энтузиастов профессии, неким артистическим чудачеством. Упражняя тело и голос, виртуозно манипулируя сценическими предметами по методу мейерхольдовских студий, Ларин приобщался не к тому или иному методу, а вообще к театральным истокам. Мейерхольда, повернувшего искусство сцены к этим истокам, он считает своим учителем и кумиром. В питерском Театре на Литейном с успехом идёт поставленный Лариным спектакль о великом театральном Мастере, для которого все перипетии личной жизни -- повод к сценической игре. "Любовь и смерть Зинаиды Райх" -- это, прежде всего, трагедия гения, подменившего жизнь творчеством.
Во все времена самой главной работой Игоря Ларина было актерство, поэтому наряду с разнообразными театральными авантюрами, в которые он время от времени пускался и время от времени бросал, постоянной его страстью, его настоящим удовольствием являлся театр "Монплезир". Здесь он один и един во всех профессиях: автор, исполнитель, декоратор, бутафор. Этому театру, вновь переехавшему из Москвы в Петербург, где он и был открыт, ныне исполняется 15 лет -- юношеский юбилей. Возраст, которым овладевает онегинская "охота к перемене мест". Впрочем, это и Пушкинская, и вообще артистическая страсть, предпочитающая времени -- час, а делу -- потеху. Мало кто ныне основывает свой бизнес -- даже художественный -- на внутренней потребности, ещё меньше тех, кто получает от всех форм своего дела в качестве прибыли чистую радость и эстетическое удовольствие. Всё остальное -- прожиточный минимум. Ларин уникален как всеядностью, так и неизменным эгоцентризмом своей профессии. Он берет на себя и всю ответственность за художественный результат своих предприятий. Пожалуй, в сегодняшнем театральном пространстве нет другой личности, которая так последовательно и безоглядно ангажирует сама себя.
Человек-театр, живущий и творящий в передвижном балагане поиска и традиции, Игорь Ларин выбирает из багажа сцены да и попросту из мешка странника, с которым он обыкновенно выходит на подмостки, не только "лохмотья, сшитые пестро": все свои трости, шарфы, хлысты-удилища -- но и утерянные, либо преданные забвению приемы мастерства. В телевизионном фильме "Театральный роман" он неожиданно с психологической подробностью и точностью сыграл Максудова, писателя-неудачника, не умеющего вписаться в условия игры, переродившейся из искусства в рутину. В булгаковской пародии на МХАТ герой Ларина -- единственный персонаж, сыгранный по законам системы Станиславского, по законам внутренней правды. Потому-то он и чужой среди гротескных масок фантастической лжи, подменившей некогда самый жизнеподобный и действительно художественный сценический метод. Но метод мертвеет, когда его объявляют каноном. Живые силы всегда неожиданны и обречены на оппозицию -- и на изгойство. "Я новый, я неизбежный, я пришел", -- кричал Максудов-Ларин среди завалов сценической машинерии прежде, чем его уложили в нарядный театральный гроб. Героя Ларина, как и автора "Театрального романа", ввели в игру только на роль мертвеца. Авторы фильма Ю.Гольдин и О.Бабицкий придумали этот финал, раскрыв жутковатую метафору булгаковского жанра -- "Записки покойника". С мёртвыми творцами всегда проще договориться, чем с живыми.
В Театральном музее, в центре Питера на площади Островского у Александринки Ларин играет свой новый спектакль "Разбился я с театром...". Это название -- цитата из классической пьесы А.Н.Островского "Лес", и это рефрен всего действа, в одну кучу свалившего перипетиии всех пьес, монологов и диалогов, околотеатральных сюжетов, переигранных или только задуманных простодушным трагиком Несчастливцевым. И самим Лариным, потому что здесь собраны фрагменты и находки почти из всех спектаклей его "Монплезира". Из "Евгения Онегина" -- няня-смерть: белый шарф на голове втянут в провал невидимого рта, беседующего с Татьяной о любви; из "Вертинского" -- томный Пьеро в черной блузе с букетом красных роз, в которых спрятан пистолет, -- из него когда-то застрелился неврастеник Треплев. Прежняя ларинская "Чайка", разыгранная вместе со старой актрисой на фоне огромных гипертрофированных крыльев, уравнивала молодость и близость смерти, эксперимент и рутину выстрелом на потеху публике, эксцентрикой конца игры. В новом спектакле Ларин сыграл только перепалку Треплева с матерью о праве на творчество. А ещё он вставил в спектакль диалоги трагического "оралы" Несчастливцева и суетливого комика Счастливцева. В актерском споре об иерархии жанров высокого и низкого "бытийный" монолог Гамлета, прочитанный Несчастливцевым-Лариным "в оригинале", по-английски, снижается комическими интермедиями. Оказывается, любую трагедию можно снизить до популярного хэппи-энда. Так, знаменитый диалог Катерины и Бориса из "Грозы" разрешается пародийной картинкой. Канючит возлюбленная, мол, возьми меня с собой в Сибирь, отмахивается от неё да, в конце концов, сдается на уговоры покладистый бой-фрэнд: "В Сибирь так в Сибирь" -- неизбежный клиповый финал. Ларин играет и двух любовников, и самого автора, разразившегося беззвучным матом по поводу такого произвола, и трагика, поднаторевшего на ширпотребе, который совершенно по-хлестаковски гордится своим контактом с великим писателем. Потому что у Ларина не трагик Рыбаков, а сам А.Н.Островский приложился к плечу Несчастливцева, да чуть душу из него не вытряс и слов от возмущения не нашел: "Ты, говорит, да я, говорит...". То-то и "лестно". Ларин разыграл в этой интермедии отношение старой литературы с сегодняшними интерпретациями и, перепутав реплики персонажей, вывел на арену автора и его героев, все они -- его роли, его дорогие предтечи.
Вот и сам великий основатель Художественного театра, более признанный как почетный покойник, чем как неуспокоенный искатель театральных истин, оказался среди списанных в архив раритетов. Голос гениального режиссёра-учителя, как называл Станиславского молодой Мейерхольд, звучит в фонограмме, как и голос первой актрисы МХТ Ольги Леонардовны Книппер-Чеховой. Это голоса истории и непреходящей любви к искусству, которую сегодня тоже многие сдали в архив. Ларин, шутя и играя, присягает в верности этой любви. "Старик прав", -- словами из горьковской пьесы в образе полупьяного Сатина обращается протагонист Ларин к классическому портрету Станиславского, вытащенному на сцену музея. И такой же нетрезвый, по-качаловски картавый барон будет вторить этой речи -- как "у порядочного человека". Седовласый олимпиец, чье имя звучит гордо, ласково и пристально глядит со старой фотографии в пространство, безучастный к пьяной болтовне авторитетного шулера и льстивого альфонса. Ларин играет обоих собесдников в одном лице, тончайшими штрихами намечая разницу и сходство типов. Это диалог-отражение, сыгранный лицедеем. И это полный спектр не только ролей, но и всей драмы, в которой театральные персонажи -- не только горьковской пьесы -- говорят за артиста о его и нашем времени.
Ларинские подмены не глумливы, а ностальгичны. Потому что в его понимании театра все: друзья и антагонисты, писатели и персонажи -- спутники. А танец для него равен слову, танцор и акробат в его исполнении уравнены с чтецом гамлетова монолога. И все жанры важны и связаны. В спектакле звучит музыка Нино Рота и Тома Уэйтса, композиторов, умеющих в элегию вплетать пародию. "Руку, товарищ", -- этой вечной тирадой взывает не только трагик Геннадий к комику Аркашке, но и артист Ларин ко всем своим предшественникам, реальным и "плодам воображения", ко всем "старым, почтенным теням", вместе с ним составляющим Одну Мировую Душу -- душу Театра.
"Экран и сцена" № 6 (798), март 2006 года. |